Мы встретились, когда «Фабрика-2» завершалась, но еще не подвела итогов. На журфаковскую вечеринку в «Манхэттен» Семенов приехал вместе с Нарциссом – тот должен был выступить для родного факультета, а Леша просто сидел за барной стойкой и в миниатюрных, неожиданно детских руках вертел пузатый бокал.

Их обоих только что прогнали с шоу, но они не считали это трагедией, потому что полным ходом шла подготовка к общему финальному концерту и гастрольному туру.

Семенов внезапно оказался скромен, открыт и прост. У меня тогда еще не на шутку захватывало дух при виде людей из телевизора, но доставало ума не просить автографов. Я, кажется, просто подошла сказать, что из всей «Фабрики» он единственный не кажется мне порождением Матрицы. Ему тогда было уже 26, и на фоне кичливых пятнадцатилетних юниц он выглядел большим мудрым дядей.

– А из меня сначала вообще хотели Мишу Гребенщикова сделать. Помнишь, с первой «Фабрики» – «твои батоны, они же булки»? Ну вот, я должен был играть такого же дурачка. И я, конечно, могу кривляться, но это уже за гранью. Тогда мне стали создавать образ такого притарантиненного интеллектуала.

– Леш, но тебе ведь повезло, а Нарциссу-то, которому 27, который учился во Франции и защитил диплом во Французском центре на журфаке МГУ, который свою программу вел на MTV – он ведь «Шоколадного зайца» поет. Я не думаю, что ему именно такой славы хотелось. Вы не боитесь, что вас марионетками сделают?

– Не-е-ет, ну это первая песня только! Первичная раскрутка. Как только имя будет узнаваемо, мы уже совсем другую музыку будем делать, серьезную. Макс Фадеев уже целые проекты для нас готовит…

Я и поверила. Почему я должна была не верить, если он мне и сам себе так убедительно это говорил? Тогда почему-то казалось, и не только Леше, что «Фабрика» – это такая универсальная катапульта в небеса.

А Нарцисс был моим другом, хотя я никому про это стараюсь не говорить. Слишком долго объяснять, что до того, как этот человек стал Шоколадным зайцем всея Руси, он играл в Высшей лиге КВН, носил немыслимые красные банданы и кожаные штаны, иногда появлялся в строгих щегольских костюмах, готовил пилот программы для НТВ и гениально пел «Ветер перемен» из «Мэри Поппинс возвращается». Мы могли часами трепаться на лавочке в коридоре, он рассказывал мне про своих камерунских родителей. И, конечно, владел куда более совершенным русским, чем тот унизительный пародийный – помните? – на который впоследствии перешел. И когда он проходил кастинги, мы все искренне держали за него кулаки, потому что «Фабрика» начиналась только вторая, и тогда почти никто не подозревал, в какого монстра выродится этот хорошенький карапуз.

Прошло полтора года, и Леша Семенов давно расторг контракт с Фадеевым, женился на своей – сошоунице? сопроектнице? – Лене Темниковой, которая теперь поет в мюзикле, а еще написал книгу «Фабрика», в которой тщательно и иронично перемыл кости птенцам – и закадровым механизмам – самого одиозного инкубатора отечественного ТВ.

Полина Гагарина, которая стала победительницей той «Фабрики» – ей, помимо прочих лавров, была обещана поездка на международный конкурс «Eurobest» – с Фадеевым рассталась, прервав гастрольный тур из-за учебы. И тем вполне сознательно лишила себя и конкурсов, и клипов, и денег. Я ей позвонила, ожидала услышать в трубке высокомерный тон и раздражение, а она смеется, говорит, что готовит громкое возвращение, что фанаты по-прежнему ей звонят, неведомым образом откапывая новые номера. И что с самого начала не хотела никакого «фабричного» штампа и понимала: никто не станет заниматься ею всерьез. 27 марта Полине исполнилось только восемнадцать, а у нее уже, как у пионера-героя Вали Котика, вся грудь в орденах за преодоление огня, воды и медных труб. И это действительно только начало.

Что касается Нарцисса, то он фотографируется с обнаженными девушками-зайчихами для обложки газеты «Speed-info», и припев его новой песни звучит как: «Целуй, целуй, целуй меня, целуй, моя деточка, моя таблеточка».

Он тоже сделал свой выбор, и выбор этот обжалованию не подлежит. Но поверьте мне на слово: «Ветер перемен» из «Мэри Поппинс» на балюстраде журфака звучал куда как более обнадеживающе.