Ревизию мировых чудес придумал швейцарский бизнесмен Бернард Вебер. С самого начала, в 2001 году, он говорил, что выбирать чудеса света решил просто ради развлечения, ради того, чтобы посмотреть, какие возможности открывает всемирная паутина. Но когда проект приобрел огромные масштабы и в него вкачали 10 миллионов евро, Вебер, видимо, подумал, что надо менять концепцию и объявил: кампания по выбору новых чудес света призвана привлечь внимание к культурному достоянию человечества и заставить людей относиться к нему более трепетно. На первом этапе голосования культурное достояние человечества представляли 77 объектов, к финалу их количество сократилось до 21 — их тоже выбирали посредством электронного голосования. Список финалистов был оглашен в Цюрихе в январе 2006 года. В течение 18 месяцев после этого события люди клацали кнопками и голосовали, голосовали, голосовали. Объявление победителей проходило в торжественной обстановке — собрались 60 тысяч зрителей, приехали знаменитости, все радовались и смеялись.

А потом наступило похмелье, и проснулась ЮНЕСКО. Представители почтенной организации заявили, что их программа, направленная на охрану всемирного наследия, не имеет отношения к выборам новых чудес света и старые чудеса тоже никто не отменял, а всемирное голосование — пример прекрасной пиар-кампании, проведенной Бернардом Вебером.

Но если крепко задуматься: а ЮНЕСКО — это кто? Организация с благородной миссией сохранения сокровищ мировой культуры, да. Но разве ЮНЕСКО обладает монопольным правом определять, что считать сокровищами, а главное — что не считать? Все выбранные «голосованием Вебера» объекты так или иначе находятся под юрисдикцией ЮНЕСКО, однако считать ли их чудесами света или не считать — решает не она.

Ведь «старые» чудеса света выбирала тоже не ЮНЕСКО, она просто охраняет оставшиеся от них египетские пирамиды.

100 миллионов — это, конечно, никак не «вкусовщина». Но все же на планете нас 6 миллиардов. То есть в голосовании принял участие один процент человеческой цивилизации Земли. При этом цивилизация была представлена весьма неравномерно: голосовали те, кому доступны ее цифровые блага. Легко было предугадать победу индийского кандидата Тадж-Махала и кандидатки Великой Китайской стены — просто потому, что население Индии составляет 1 миллиард, а Китая — 1,4 миллиарда и с компьютерами там получше, чем в Африке. С другой стороны, первым о семи чудесах написал Филон Византийский, может, он и выбирал. И никто не возражал.

Конечно, можно предположить, что в выборы чудес света вмешалось провидение, и именно определенные им люди оказались причастны к Интернету в нужное время и смогли проголосовать.

Все равно остается одно сомнение: принцип выбора кандидатов для голосования. Почему в «списке Вебера» оказались только архитектурные объекты? Почему список был столь консервативным, не включившим в себя ни одного авангардного достижения науки и технологий?

В сухом остатке мы имеем семь величественных объектов, которые 100 миллионов человек готовы считать чудесами, и ряд вопросов, оставшихся открытыми. Что такое «чудо света» в наших сегодняшних реалиях и в нашем собственном сознании? Имеет ли многомиллионное интернациональное интернет-сообщество право на выражение своего мнения, и какое оно, это право? И что делать с семью победителями конкурса Вебера?