Черные очки — проявление христианской сущности нашей группы. Из-за названия многим кажется, что мы неверующие. Я вас разочарую: нам очень присуща изначальная христианская нравственность, исключая религиозное мракобесие. Подобно Иисусу, я стараюсь вести диалог с униженными и оскорбленными нашей страны. Нам не нужны первосвященники от власти и руководители их администраций. Мы создали игру под названием «Крематорий» только для тех, кто действительно нуждается в возможности почувствовать себя крылатым слоном. В этой игре любой человек как бы примеряет мои очки и абстрагируется от общества, которое он не в силах изменить. Благодаря нам он создает иллюзию податливости мира, а в реальной жизни начинает осознавать себя личностью, а не очередной спиной в метро. Я считаю, что толпа не способна к созиданию и в какой-то момент путь толпизма и очередизма, так активно насаждаемый властью, приведет к саморазрушению.

Что же касается лично меня, то для того чтобы быть вестником своих собственных песен, необходимо абстрагироваться от окружающего пространства и от света, который бьет в лицо. Под черными очками я прячу лживые глаза и перевожу себя в роль рассказчика. Вот… Я много чего сейчас нагородил, но черные очки я ношу именно поэтому!

 

Феньки я носил недолго и несчастливо. С хиппизмом у меня был очень бурный, но непродолжительный роман. Однажды я ездил на юга вместе со старшими приятелями-хиппанами. У нас была настоящая коммуна, где мы набирались опыта свободной жизни и предавались разным нехорошим вещам. Помню, сели мы со старшими играть в карты… Скажу сразу: играть в карты со своими учителями нельзя ни в коем случае. Так вот, деньги кончились очень быстро, и кому-то пришла в голову светлая мысль: поставить на кон мои волосы. Меня успокоили и уговорили речами «Не ссы! Мы все равно выиграем!» и, естественно, мы просадили мою шевелюру до последнего волоска. Так что ночью на берегу Черного моря я был в торжественной обстановке скальпирован и об мою свежую лысину римского императора разбили яйцо чайки. Потом мы обмыли новую стрижку, и дальше я мало что помню. Точно помню только одно: с тех пор я завязал с хиппизмом, перестал носить феньки и предпочитаю украшения на основе серебра.

 

Открывалки — лучший подарок для Армена Григоряна. По моей коллекции открывалок можно отследить географию проживания любителей «Крематория» не только в России, но и в мире. При помощи открывалок я вылечил своих друзей от страшного недуга под названием выбор подарка. Когда они куда-то едут, они не спрашивают меня, что мне привезти, а самостоятельно охотятся на редкие открывалки. Привозят, я страшно радуюсь, хлопаю в ладоши, и все получают удовольствие. Да и что ими открыть, тоже всегда находится.

 

Черный пиджак наизнанку стал крестным отцом «Крематория». Был квартирник на улице Смольной, где мы впервые из всех музыкантов зарядили электрическую программу. А для того чтобы добить зрителей яркими образами настоящих рок-звезд, нам на помощь был выписан сын Славы Зайцева, Егор. Егору, ввиду поголовной интеллигентности и благородности его семейства, претила идея банальной пьянки с песнями под гитару. Он решил сделать из нас моделей. Его фантазия вылилась в нечто совсем уж непотребное: у нас был моряк в настоящей бескозырке с надписью «Тихоокеанский флот», басист, ряженый под домохозяйку, золотозубый жлоб с надписью «х*й» на правой щеке играл на гитаре, а мне досталась шляпа и черный пиджак, вывернутый наизнанку. Тогда-то меня и окрестили охотником на ведьм. Вот, собственно, как тогда надел, так и по сей момент снять не удается. Зато в доме на улице Смольной родился «Крематорий».

 

Шляпа. Просто шляпа. Все и так ее знают. Не удивлюсь, если когда-нибудь в музыкальных школах будут изучать факультативный предмет «Шляпа Армена Григоряна». С ней связан целый ворох толков и суеверий, но на самом деле я ношу и периодически сжигаю ее после вот этой истории. На одной из наших многочисленных пьянок объявился некий экстрасенс. Он напился, решил вы*бнуться, подошел ко мне и начал совершать над шляпой всевозможные пассы и телодвижения. Потом он заявил, что шляпа заряжена энергией на десять лет и рассказал мне мою судьбу. Он предсказал мне успех, рождение первого сына, рождение дочери в течение года после сына и каюк в 37 лет. Выпили мы с ним еще, я его, естественно, поблагодарил и послал на х*й, а потом все неожиданно начало сбываться. Родился Гришка, потом через одиннадцать месяцев Элизабет, и я уже начал тихонько высчитывать, когда же мне помирать. В один прекрасный момент я решил прекратить свой душевный онанизм и прилюдно сжег эту дурацкую шляпу. Родился третий ребенок — то есть предсказание автоматически обломилось, и с тех пор я с людьми, которые лезут в дела чужой судьбы, стараюсь не контачить. А шляпу сжигаю раз в пятилетку, избавляясь тем самым от груза ненужных мыслей.

 

«Джинсы-клеш, колокольчики внизу» сделали из меня музыканта. В моей передовой и модной школе нельзя было слушать The Beatles и Deep Purple без последствий. Последствия наступали в виде обязанности облачиться в боты с каблуками на платформе, отрастить хайр и, самое главное, купить достойные клеша. Вот однажды и моя пора пришла. Я накопил тайком от родителей 70 рублей бешеных денег и двинул к спекулянту. Он вынес мне не клеш, а «дудочки» «Супер Райфл». В тот момент мне уже было по фигу: я решил, что вставлю клинья и расклешу их. Купил и с полной жопой радости помчался домой. Дома открыл пакет и обнаружил вместо мечты молодости всего лишь одну штанину. Вторую в целях экономии барыга оставил себе. После этого я проклял все на свете и по-настоящему первые джинсы привез мне отец из-за границы. Наверное, именно с тех пор я терпеть не могу бизнес и с иронией отношусь к рок-культуре.

 

Осиновый кол? Да вот он, до сих пор из груди торчит! Шучу. Мне его подарили как истинному борцу с вампиризмом. На самом деле, я очень люблю, когда происходит материализация песни. Человек может увидеть, как должна выглядеть безобразная Эльза или маленькая девочка со взглядом волчицы, и написать картину. А может и осиновый кол выточить, это ведь тоже строчка из песни: «Я обменял бас-гитару на осиновый кол». Круче всего было, когда мне один археолог подарил лопатку динозавра и говорит: «Подарок со смыслом!». А какой там, на фиг, смысл? Объяснение попахивало шизофренией. Он вспомнил мою песню «Медуза Горгона» и, поскольку эта лопатка была отполирована до блеска и напоминала зеркало, он мне ее всучил как лучшую защиту от Медузы Горгоны. Люди учатся думать — это хорошо.

 

Огромное старое зеркало, что до сих пор стоит в моей квартире — едва ли не самая дорогая для меня вещь. Я поставлю его рядом с чемоданом. Если бы это зеркало могло говорить и показывать, то оно рассказало бы интереснейшую жизнь. Такую, которую я сам уже не очень помню. Давным-давно мы отразились в нем всей нашей шебутной троицей, и это было как предсказание судьбы. Как будто в этот момент я понял, чем я должен заниматься в жизни и кто мне в этом поможет. Когда вещь очень долгое время находится рядом с человеком, то она становится гораздо большим, чем просто неодушевленный предмет. Мне говорят: «Да выбрось ты это барахло!», а я не могу — сердце кровью обливается. Это не накопительство — это память. Некая связь с людьми, которых давно не видел или которых уже нет на этом свете.

 

Диван — памятник моему творчеству. Любой человек, который занимается сотрясением воздуха, должен в какой-то момент присесть и успокоиться. Мой первый тесть постоянно спрашивал мою первую жену: «Слушай, а чего он на работу-то не ходит? Он вот иногда на диване сидит-сидит, а на работу не идет!». Многим людям, особенно выходцам из Советского Союза, кажется, что быть настоящим мужиком — это в*бывать с утра до вечера на заводе или в офисе. Ты уходишь с утра, а вечером возвращаешься с полными авоськами всякой колбасы и картошки — вот она, их настоящая жизнь. А человек творчества вместо всех этих авосек обычно довольствуется ленивым созерцанием. Для меня вот созерцание сидя как-то удобнее, чем стоя. А на диванчике оно удобнее, чем на табуреточке. Так что диван — мое все.

 

Ирокез. В рамках своего нового проекта «Третий ангел» я часто говорю, что мне хочется развиваться, экспериментировать и «задрав штаны, бежать за комсомолом». Вот мы однажды этак сидели с женой, и тут она говорит: «А давай тебе ирокез сделаем?». И мы его таки сделали и обмыли потом новый имидж Армена Сергеича! Но на улицу так лучше не выходить.

Таким и прошу меня запомнить: ирокез, шляпа, сижу на диване напротив огромного старого зеркала, а у ног чемодан, набитый милыми сердцу тряпками и безделками.