Когда я учился в шестом, кажется, классе, к нам в школу пришел седой поджарый энергичный человек, который стал агитировать идти к нему в математический кружок при станции юных натуралистов. Мы с моим другом Игорем математику любили, а потому на агитацию откликнулись и в кружок пошли.
Кружок оказался странным. В первый же день маэстро выдал нам лобзики, оргстекло и велел пилить. Выпиливали мы какие-то панели с прорезями, а руководитель рассказывал, как надо совершать в уме арифметические действия над многозначными числами. На наш вопрос, что это мы делаем, маэстро ответил: «Приборы наведения для сверхзвуковых перехватчиков». Мы переглянулись, но промолчали: ну, подумаешь, сумасшедший, зато он, может, математик хороший. И спросили про математику. «Хорошо, — ответил мастер, — смотрите и слушайте в сторону меня»… Он подошел к доске и написал на ней такое выражение: xn + yn = zn, где n > 2. «Ага, — сказали мы, — и?..» «Если докажете, что это уравнение не имеет целых положительных решений, или, наоборот, найдете такое решение, вам вручат золотые часы».
Это уже была настоящая математика, плюс — сулившая осязаемую награду. Мы с Игорем взялись за шариковые ручки и надолго выпали из реальности...
Хрен. Ничего даже близко похожего на доказательство или опровержение мы не нашли. Когда мы попросили дать другое задание, нам опять вручили лобзики. «Да на фига такая математика!» — возмутились мы с товарищем и загадочный кружок покинули.
Через несколько месяцев я неожиданно вспомнил о странной задачке и принялся доказывать ее с удвоенной силой. И доказал! Сразу же, само собой, побежал за часами. Покинутый руководитель, однако, в часах отказал: оказалось, что я неправильно вспомнил исходные условия и доказал не то, что надо. Раздосадованный, я стал рыться в математических справочниках, чтобы узнать хоть, что ж это я такое доказываю, за что часы дают. И офигел: это оказалась великая теорема Ферма — ни много ни мало. С XVII века ее доказательством занимались лучшие умы человечества — и тщетно, а этот придурок с лобзиком поручает ее доказывать двум подросткам!
И снова я побежал на станцию натуралистов — ругаться. Выслушав меня, маэстро погрустнел и рассказал, что занимается доказательством этой теоремы всю жизнь. А кружок он затеял специально, чтобы спихнуть проблему на детей. «У вас же мозги посвежее будут». Часы он собирался в случае успеха вручить свои собственные. Это была его единственная более или менее ценная вещь. На всякий случай я спросил о прорезях в оргстекле. «Приборы для наведения! Почему мне никто не верит? У меня договор с оборонным предприятием!» Я поспешил уйти.
Много позже знакомый математик рассказывал мне, что таких людей называют ферматиками. Они, не имея достаточной математической подготовки, а иногда и просто являясь банальными сумасшедшими, кладут жизнь на доказательство Великой теоремы или других знаменитых математических проблем. Их доказательства чаще всего выглядят совершенным бредом, каковым, собственно, и являются. А то, что Великая теорема уже доказана, их не останавливает: они либо не могут понять сделанные профессионалами доказательства, либо попросту не знают об их существовании.
Свои «ферматики» есть в любой области науки. Около биологии крутятся чудаки, которые, например, ставят под ультрафиолетовую лампу аквариум с рыбками и годами ждут, когда начнутся мутации. Ведут дневники наблюдений, а если вдруг рождается гуппи не с красным, как у его родителей, а с бордовым хвостом, начинают атаковать письмами НИИ и университеты.
«Ферматиков» от физики хлебом не корми — дай поопровергать Эйнштейна. Есть даже такие, что пытаются низвергнуть «так называемую теорию относительности» с помощью Святого писания — о как.
Около филологии «ферматиков» вообще пруд пруди. Тут и бесконечные расшифровывальщики фестского диска и манускрипта Войнича, и искатели тайнописи в «Слове о полку Игореве». Фестский диск они расшифровывают, отыскивая в нанесенных на него знаках сходство с буквами родного языка, в «Слове» выхватывают по нескольку букв из разных слов и составляют из них какие-то новые слова по одним им (и, может, еще бесу, которым они одержимы) понятному алгоритму. Заметив сходство между некоторыми словами современного английского и современного русского языков, «ферматик» от филологии может накатать трактат о происхождении одного из этих языков от другого. При этом, понятно, о существовании общего древнеиндоевропейского языка, к которому восходят оба, он понятия не имеет.
«Ферматики» — бич научно-популярных журналов. В научных редакциях не проходит месяца без многостраничного письма от «ферматика», а то и без личного его появления.
Случается, правда, что редакторы не распознают серьезных ученых, принимая их за сумасшедших от науки. Так, письмо человека, впервые сформулировавшего второе начало термодинамики, редактор, не читая, отправил в корзину, потому что автор был не физиком, а «всего лишь» доктором медицины. Ферма, кстати, и сам был любителем. Свою великую теорему он сформулировал в перерывах между утверждениями смертных приговоров нерадивым священникам.
Иногда и настоящие сумасшедшие умудряются делать большие открытия. Вот Шлиман, например, был стопроцентным «ферматиком» от античной литературы, а ведь золото Трои все же нашел... Так что и от сумасшедших бывает польза. Да и грань между гением и безумием часто отсутствует.
Сделать стартовой
