Литература изменилась — и, как водится, навсегда. Изменились не «стиль», «проблематика» и прочая ерунда, изменилось само содержание понятия. Изменился ответ на вопрос «Что такое литература?».
В общем-то, она менялась всегда. Раньше, до изобретения аудиокниг, ее читали. А еще раньше, во времена Гомера, литературу слушали у костра, глодая бараний бок. В Средние века литературу представляли на ярмарках… Впрочем, речь не о том, как изменялись ее «формы бытования». Речь о сущности.
Гегель изобрел гель
Всего несколько лет назад в умах еще бытовало представление о литературе как о «копилке опыта». Не случайно ее преподавали в школах наряду с такими безусловно полезными и понятными вещами, как математика или прыжки в длину. Но скоро преподавать перестанут. Уже и сейчас литература занимает место где-то рядом с пением-рисованием, этими париями школьной программы.
Раньше ведь как было? Литературные сюжеты воспринимались как случаи из жизни, ссылаясь на которые, можно объяснить человеку, «что бывает», как следует и как не следует себя вести в определенных ситуациях. При этом было не очень важно, с каким подвывертом рассказана история, — главное, чтоб была рассказана хорошо, то есть внятно и убедительно. Лев Толстой мог позволить себе оборот «пять человек молодых людей» — и все равно оставался классиком.
В двадцатом веке ситуация изменилась. Филологи заявили, что отношение к литературным героям как к реальным людям — это «дилетантизм». Это, дескать, «образы», и существуют они не по житейским, а по эстетическим законам.
Тем самым филологи подписали себе смертный приговор. Литература превратилась в скучное специальное занятие для тех, кто в силах отличить аллюзию от аллитерации, а народ, позевывая, потянулся к выходу.
Господа издатели, видя, куда уплывают их денежки, срочно начали переформатировать литературу по законам кинематографа. В котором главное, чтобы интересно было, пока сидишь. Спецэффекты, долбиз эраунд, сиськи Памелы Андерсон… Что останется в голове после фильма, не важно. Человек же ходит в кино отдыхать, не правда ли? А что должно оставаться в голове после отдыха, если не приятная пустота?
Приходите, тараканы, я вас чаем угощу
Искусство голливудского сценария — это искусство синтаксиса. Неважно что — важно как. Как нагнетается конфликт, как наращивается сопротивление обстоятельств герою, где убыстряется действие, а где, наоборот, вставлена перебивочка… По лекалам голливудских сценариев сделаны романы Алексея Иванова, считающегося сегодня «большим писателем». Впрочем, Иванов действительно хороший писатель — на фоне тех дамочек, что обслуживают читательские потребности пятидесятилетних бухгалтерш.
Бедные бухгалтерши! Проблема «что почитать» отдана на откуп издателям. Любой издатель — это бизнесмен, он руководствуется соображениями прибыли. Прибыль же должна быть быстрой и легкой. А самую быструю и легкую прибыль приносят наркотики, оружие, порнография, фастфуд и платные туалеты.
Замечали, как устроены большие книжные магазины? Там все предназначено для удобства человека, который не читает вообще. На самых видных и почетных местах — книги, дублирующие «телевизор». Пусть какие-нибудь анекдоты или частушки, пусть хоть «Тихий Дон» — лишь бы с засвеченной по ти-ви физиономией на обложке. Дело в том, что в маркетинге есть такое священное понятие: «спящий потребитель». Это тот, кто «обычно не покупает», резерв. Расчет на «спящего потребителя» не может не сказываться на производимом продукте.
Раньше популярность книги зависела от «своевременности» и «правильности» содержащихся в ней мыслей. В обществе потребления от мысли ничего не зависит. Не важно, что продавать, главное — продавать это как следует. Единственным способом добиться общественной значимости здесь является «продвижение на рынок». И чем сильнее автор «продвинут», тем больше он пропитан «законами рынка». Рассмотрим эти законы.
Лучше больше да хуже
Объем российского книжного рынка растет за счет увеличения цен на книги. В то же время тиражи отдельных изданий неуклонно снижаются. Снижение тиражей издателям приходится компенсировать увеличением ассортимента.
Издательство не может продать одну книгу тиражом 100 тысяч экземпляров — ему приходится продавать тридцать книг тиражом 3 тысячи каждая. А средний писатель обязан эти тридцать книг написать, если хочет получить «достойное вознаграждение», ведь за одну книгу ему платят 10–15 тысяч рублей, больше не получается. Чтобы платить больше, нужно либо существенно поднимать цены на книги (но тогда их будут меньше покупать — бесполезно), либо продавать крупные тиражи, но для этого нужны дополнительные затраты на развитие торговых сетей и рекламу, а свободных средств нет. Единственный выход: гнать «вал».
В области коммерческой беллетристики эта ситуация естественным образом ведет к снижению литературного качества — на конвейере выживают главным образом графоманы. Чем хуже качество беллетристики, тем сильнее портится вкус читающей публики. Чем меньшим спросом пользуется у публики серьезная литература, тем меньше заинтересованы в ней торговцы, тем неохотнее связываются с нею издатели.
Издательства, которые продолжают заниматься некоммерческой литературой, тоже предпочитают «серийных» авторов, выдающих на-гора хотя бы по роману в год. Но откуда при таком графике взяться значительным произведениям? Ведь каждая «большая книга» пишется как последняя: на нее тратятся все силы, весь жизненный опыт. А тут приходится себя дозировать, «раскладывать яйца по разным корзинам», действовать по принципу «тех же щей пожиже влей»…
Окончательный монтаж
Что же происходит с литературой? «Она утонула»? О нет.
Лет десять назад чуть было не случилась смерть кинопроката. Казалось, что в эпоху видео и телевиденья кино закончилось навсегда. Но кинопроизводители и прокатчики вложились в раскрутку звезд, в спецэффекты, в новейшее оборудование для показа, в отделку кинотеатров, в рекламу, в попкорн — и поход в кино снова стал казаться модным, а главное, увлекательным делом. Правда, если раньше кино считалось искусством, то теперь стало технологичным «зрелищем». Это, впрочем, не страшно, если вспомнить, что и начинался-то кинематограф всего каких-нибудь сто лет назад как чистое «зрелище», форма необременительного досуга. Литература тоже когда-то обреталась в балаганах на ярмарках, а потом ничего, все наладилось.
Каждая эпоха имеет такое искусство, какого заслуживает. Пока в обществе господствуют дух наживы и «экономическое сознание», литературные вкусы будут задавать дураки. Ведь именно у дурака легче всего отнять денежки...