Одна из наиболее светлых и красивых мечт, заменяющих нам национальную идею, — мечта о российском технологическом прорыве. Ну правда ведь — чем мы хуже той же Индии? Неужели наши программисты хуже индийских? Да они лучше! Это все знают. Наши программисты выигрывают чемпионаты мира, у них отличное образование (во всем мире программированию учат на трехмесячных курсах, и только в России программист получает пятилетнее образование в вузе). И, казалось бы, до прорыва не то что рукой подать — он уже практически состоялся.

Но есть две проблемы. Одна проблема заключается в том, что написать программу — это лишь малая часть дела. Самое главное — программу надо продать. А поскольку все программистские фирмы в России традиционно создавались самими программистами, продать они ничего не могут. Ну хорошо, мы не бизнесмены. Мы — программисты. И мы будем писать программы по заказу. Это называется аутсорсинг, и именно этим живет современная IT-индустрия Индии.

Но в Индии живет миллиард человек. И если условный индийский программист смог вскарабкаться по социальной лестнице, нижняя ступенька которой находится в жилой картонной коробке на улицах Бомбея, а верхняя — в аутсорсинговом отделении какой-нибудь Microsoft, то этот человек — избранный. Без условностей и авансов, этот человек — один из немногих. Неосторожный шаг — и он снова полетит по социальной лестнице вниз, туда, где в картонных коробках на улицах Бомбея живет тот самый миллиард индусов, не умеющих писать программы. Поэтому индийский программист неосторожного шага не сделает. Он будет исполнителен и внимателен. Он сделает именно то, о чем его попросит эффективный западный менеджер. Он аккуратно исправит все ошибки, на которые ему укажет служба Quality Assurance. И он будет счастлив, получив за свою аккуратную работу зарплату в триста долларов США.

А вот русский программист. Ремесло, которое можно освоить на трехмесячных курсах, он изучает в течение пяти лет. То есть за эти пять лет обучения в вузе русский программист обучается главному — ничегонеделанию. Выпустившись из вуза, русский программист идет в банк и просит положить ему заработную плату в десять МРОТ индийского программиста. Получив эту зарплату, русский программист приступает к делу. Он смотрит, что понаписал его предшественник, ушедший в соседний банк за 20 «индийских окладов», и немедленно заявляет: «Это отвратительно. Уже сейчас видно, что все это будет глючить и тормозить. Все это необходимо срочно переписать». Он засучивает рукава и садится все переписывать — ведь он знает, как лучше. Ведь русские программисты — самые лучшие в мире.

Переписав программу с нуля, русский программист требует повышения зарплаты. Не получив его, он уходит в соседний банк. Нанятый на его место новый программист немедленно заявляет: «Это отвратительно. Уже сейчас видно, что все это будет глючить и тормозить. Все это необходимо срочно переписать». Он засучивает рукава и садится все переписывать — ведь он знает, как лучше. Ведь русские программисты — самые лучшие в мире.

И все повторяется.

Любой, кто сталкивался с software-производством в России, знает это не хуже меня. Но первый вице-премьер, быть может, не сталкивался. И до сих пор пребывает в уверенности, что если русские программисты побеждают на чемпионатах мира, то они самые лучшие. А раз они самые лучшие, то мы всех победим. К сожалению, чем программист талантливее — тем он хуже для производства. Талантливый русский программист может решить любую задачу. Но только в том случае, если эту задачу он поставил себе сам. Русский программист всегда все знает лучше своего начальника. Начальник для русского программиста — помеха. Начальник нужен лишь для того, чтобы положить русскому программисту высокую зарплату.

Надо понимать, что программирование — не ахти какое сложное занятие. Ничем не сложнее работы токаря или сварщика. Это не хирургия. Талантливый токарь и талантливый сварщик — это прекрасно. Их можно показывать на конкурсе. Но, в отличие от хирурга, от таланта которого зависит человеческая жизнь, от таланта токаря или сварщика в общем случае не зависит ровным счетом ничего. Токарь и сварщик должны добросовестно выполнить поставленную им начальником задачу — выточить деталь и приварить ее к другой выточенной детали так, чтобы не развалилось. А русский программист подобен токарю, который, придя на завод, выбрасывает токарный станок и начинает конструировать свой. Русский программист подобен сварщику, который разламывает сваренные до него детали и начинает сваривать их заново. Все это очень интересно и увлекательно, но в результате на выходе получится автомобиль «жигули», который сломается сразу же за воротами автозавода. Точно так же, как на выходе у русского программиста получается программа Управления Федеральной налоговой службы по городу Москве для заполнения налоговой декларации. Объемом в пять мегабайт, неудобная и, главное, неработоспособная.

Каковы должны быть средства решения этой проблемы — не очень понятно. С одной стороны, русский программист, эмигрировавший в Америку, прекрасно работает под началом эффективных западных менеджеров. Он встраивается в команду, соблюдает технологическую цепочку и получает опцион. А американский программист, переехавши в Россию (был такой случай в компании «ПараГраф», где автору этих строк довелось поработать ведущим программистом лучшие годы молодости), становится подобен русскому — культура производства перестает интересовать его в принципе. Он начинает творить. И вскоре уезжает обратно в Америку, поскольку ему не дают опциона.

Россия — страна поэтическая. Наша погода располагает к меланхолии и познанию мира через созерцание. Именно в силу этих причин русского программиста категорически не интересует результат его деятельности. Русскому программисту важен лишь процесс написания программы. И так же живет вся страна — нас совершенно не интересует результат нашей деятельности. Нам важен процесс. Непрекращающаяся реформа всего и вся, в процессе происхождения которой мы познаем истину.

И, честно говоря, это прекрасно. Нужные нам в повседневной жизни программы пусть пишут индусы под чутким руководством американских менеджеров. Кока-колу и автомобили пусть нам делают западные заводы — нефть для производства и того и другого мы выдадим. Пусть нам все всё делают: не российское это дело — сфера обслуживания. И дело вовсе не в том, что у России — другой путь.

Просто у России этот ПУТЬ есть. А у всего остального мира никакого пути нет — потому что весь остальной мир понимает, в чем состоит результат его деятельности. А если ты знаешь, что будет в конце, — то зачем идти по пути?

А Россия — не знает. И поэтому мы идем.

И именно поэтому мы «всех порвем».