Мартовский вид из окна сортира хирургического отделения городской больницы № 9 ассоциировался только со словом «удавиться». В страшную дверь соседнего корпуса время от времени въезжали носилки с неподвижными телами — там находился морг; в центре двора стояло одноэтажное зданьице, куда приходили люди с живыми собаками, а уходили уже без них; на земле покоился черный снег; гудели какие-то провода, изредка скулила электричка. В туалете, из которого персонал умудрился украсть даже двери кабинок, у окна стояла инвалидная коляска. Все две недели, что я провел в больнице, человек в инвалидной коляске неотрывно смотрел на окружающее его великолепие. На колеса его каталки веселые санитары приделали три глупых оранжевых катафота… Я докуривал сигарету и шел назад в палату.

Меня встречал Вовчик — тогда ему уже разрешили ходить. Когда его привезли, с койки доносилось только «мама» и «едрена пассатижи».

— Илюха, купи кирпич!

— Вова, ты сначала выздоровей, поймай меня в темном переулке, а там, может быть, и куплю.

— Извини, братан, — тренируюсь.

Вовчик был гопником. Однажды случайные знакомые выкинули его по пьянке с пятого этажа. Вовчик встал, отряхнулся, дошел до ларька и купил себе пива. Наутро он почувствовал странную боль в спине и поковылял в травмпункт. Кстати, из больницы Вовчик сделал только один звонок, и теперь человек, державший его за ноги, лежал в соседней палате.

По паркету, опираясь на палку, вальсировал жизнелюб Армен, умело имитирующий кавказский акцент. Армену было пятьдесят с гаком, но когда он прыгал с поезда «Архангельск — Москва» в надежде застать жену с «этим г*ндоном», он, видимо, об этом начисто забыл. Теперь о возрасте ему напоминают пять железных штырей в позвоночнике. Армен был влюблен в медсестру Валентину Егоровну.

Еще в палате имелась бабушка, которая ниоткуда не падала, а просто ей было негде жить, и медичка-племянница выхлопотала ей койко-место. Бабушку мы нисколько не стеснялись, дарили ей пирожки, а она за это мыла в палате пол. Изредка Армен танцевал вокруг бабушки с криками «Асса!», а она миролюбиво советовала: «Смотри на соплях не поскользнись, морда твоя нерусская».

В первый же день бабушка с интересом оглядела мои ноги и сказала: «Иди, милок, — ты у нас один быстро ходишь. Продуктовый за углом». Я взял протянутый стольник и через 7 минут 32 секунды вернулся с двумя бутылками «Столичной». Вечером все общество, включая бабушку, перепилось и горячо меня полюбило. Я по пять раз в день курсировал от отделения до продуктового, Армен без конца танцевал лезгинку, бабушка в неделю пропила всю пенсию и держалась только на бутербродах, а Вовчик выкидывал пустые бутылки в форточку, в результате чего обнаружилось, что если в черный сугроб запустить бутылкой, то дыра получается все же белой.

Слухи о нашей веселой палате ползли по отделению, и мужики в курилке с завистью смотрели на похмельных Вовчика и Армена. Катастрофа случилась на одиннадцатый день. У Армена был день рождения, и для того чтобы перенести покупки, мне потребовалось два огромных пакета и бабушкина кошелка. Я чувствовал, что упражнения по поднятию тяжестей и кроссы на свежем воздухе оздоровили меня в сто раз лучше, чем докторовы капельницы.

Вечером я был отпущен домой. Алкоголики смотрели мне вслед со смешанным чувством сожаления (некому будет за добавочной сбегать) и радости (можно вести себя свободнее и не нужно делиться). Наутро я застал в палате хмурого Вовчика и две пустые койки. Вовчик собирал вещи. Оказалось, что медперсонал был осведомлен о торжественной дате Армена, но чуть-чуть просчитался. То есть когда было решено устроить в пятой палате Варфоломеевскую ночь, Армен уже нетвердой лезгинкой пробирался в направлении сестринской, где в ту ночь дежурила Валентина Егоровна. Армянский мачо с порога объяснился шестидесятилетней женщине в любви и попытался обхватить ее теплый белый стан (как он позднее объяснил — чтобы носить на руках). На крики медсестры прибежали дежурные, а на крики Армена из палаты выскочил злой и пьяный Вовчик. Бабушка же в тот момент мирно спала на полу и в боевых действиях участия не принимала. Драка была короткой: здоровые одолели больных, а трезвые — пьяных. Наутро заведующий отделением выставил всех, а меня оставил ввиду наличия безоговорочного алиби…

Я достал сигареты и пошел в курилку. У окна все так же безучастно сидел человек в инвалидном кресле — возможно, он был единственный, кому не было дела до радостей и горестей человеческих. Голова его была наклонена влево. Тускло поблескивали глупые катафоты. За окном чернел ненавистный мартовский снег.

 

Механического таракана разработали ученые Швейцарии, Бельгии и Франции. Он должен стать избавителем человечества от обычных тараканов. Модель размером со спичечный коробок оснащена двумя 16-мегагерцевыми процессорами, операционной системой и 10 инфракрасными сенсорами. Когда InsBot инплантируется в таракана, тот делает, по словам ученых, то же самое, что и настоящее насекомое, — прекращает двигаться. Чем больше тараканов приближается к нему, тем дольше InsBot остается неподвижным. Но когда число тараканов, жаждущих общения, становится избыточным, робот устремляется прочь — и обманутые прусаки бегут за ним.