Дим: Нам в Москве пришлось очень тяжело. Я даже могу сказать — страшно. Это же огромный мегаполис. Кажется, что все люди здесь такие успешные, богатые... У нас не было знакомых, которые задержались бы здесь надолго, никто нам не мог дать совета. Мы просто стучались во все двери и набивали шишки.

Ая: Иногда зашкаливала восточная гордость. У нас принято в лицо говорить, что думаешь. Допустим, сказать: «Нет, спасибо» — и улыбнуться. Мы, если отказываем, то здесь и сейчас. В Москве — не так: «Позвоните на следующей неделе». Мы бесились от того, что люди здесь неконкретные. Они словно оставляют себе пути для отступления: что если я сейчас ему откажу, а у него получится?

Дим: Здесь в общении нужно поменьше сердца, побольше холодного рассудка. Ты приходишь к продюсеру с таким видом, будто тебя ничто не интересует, ты и так вполне успешный и в себе уверенный...

Ая: А мы делали все неправильно. Мы говорили: «Здравствуйте! Нам бы очень хотелось! Послушайте, пожалуйста! Вам понравится! Мы так старались!». И нам отвечали: «Да, конечно, мы позвоним, тра-та-та…». А потом, когда дверь закроется: «Как же вы надоели…».

Дим: Было время, когда мы поняли, что не можем пробить радиостанции. Диджеи нас любили, но ставили ночью в авторских программах — и все. Еще мы думали, что если мы будем много выступать, нас заметят серьезные люди. Нам нужно было только промо, все остальное — музыку, аранжировки, тексты — мы делаем внутри коллектива. Нас и заметили в итоге. Через пять лет. Мы в Москве с 2001 года. Сколько концертов тут дали…

Ая: А сколько раздали дисков с демозаписями!

Дим: По истечении пяти лет, 3 декабря — 3.12! — мы подписали контракт с Real Records. Нас наконец-то заметили люди, которые многое могут в шоу-бизнесе. Мы долго к этому шли и держались все время вместе, а всякие «советчики» нас пытались разделить. Ае говорили: «Это что, твои музыканты? Да ты че! Ты с ними никуда не пробьешься». А нам говорили: «Ребята, это что — вокалистка? Да это ж максимум бэк-вокал. В ней ничего нет, здесь таких миллион!».

Ая: А когда нам давали советы по поводу музыки, мы думали: «Нам самим так нравится то, что мы делаем, так неужели это не понравится кому-то еще?».

Дим: Но людей на концертах становилось все больше и больше. У нас еще до заключения контракта была мощная торсида…

Ая: Дим, я такого слова не знаю…

Дим: Ну это как футбольные болельщики. На наши концерты стали ходить представители творческой интеллигенции, заработало сарафанное радио. Наша популярность росла… В локальных масштабах.

Ая: Мы поставили себе задачу: не зарабатывать ничем, кроме музыки. Мы могли бы достичь чего-нибудь в других областях, но понимали, что если начнем нормально зарабатывать, то лишимся нужного рвения в музыке. Неправильно говорят, что художник должен быть голоден. Но художник должен понимать: то, чем он занимается, — это есть единственное и самое важное дело в его жизни.

Дим: И мы так жили пять лет, а у нас в коллективе две девушки. Это существа ранимые, капризные, могут выйти замуж, забеременеть, бросить группу…

Ая: Первое время наши поклонники нас кормили — если бы они не ходили на наши концерты, нам бы было нечего есть. Мы видели одну реакцию на концертах и совсем другую реакцию в медиасообществе. Потом нам сказали, что за нами, оказывается, «пристально следили». Ждали: развалимся мы или нет.

Дим: Но мы пришли с серьезными намерениями.

Ая: Мы вообще странноватые. С нами легко общаться, но быть с нами на одной волне, работать в нашем темпе и смотреть на мир нашими глазами — тяжело.

Дим: В коллективе никогда не приживется какой-нибудь тормоз — у нас все очень хваткие, быстрые и мыслят на несколько ходов вперед. А вот барабанщик Вик, с которым мы уже год играем, влился.

Ая: Он сам из Ставрополя, но есть в нем что-то наше... Мы в Киргизии никогда не слушали русский рок. Очень часто занудство такое.

Дим: Русский рок иногда слишком депрессивный: вот вгонишь себя в депрессию и поставишь еще что-нибудь такое же несчастное, чтоб добить. А у нас солнце, чистый воздух, горы — все располагает к хорошему настроению.

Ая: Русский рок для нас — то же самое, что песни про оленей в жаркой стране. (смеется - авт.)

Дим: Москва вначале на нас давила, но здесь мы впервые увидели ярко-синее вечернее небо. У нас такого никогда не бывает. Мы стояли, открыв рты.

Ая: Москва очень красивый город, а Питер нам не нравится — он другой, более спокойный.  Все равно, наш город сердца, город души — это Бишкек.

Дим: Все думали, что мы уезжаем оттуда в Москву на месяцок — поиграться.

Ая: Никто не понимал, как это — оставить «все, что нажито непосильным трудом»: известность, достаток, квартиры-дачи-машины, уехать в Москву, непонятно чем зарабатывать и жить на съемной квартире.

Дим: Никто из нас никогда не жил на съемной квартире, для нас это было табу! Но в Москве пришлось — для этого нужно было через себя переступить. Мы снимали однокомнатную квартиру на четверых.

Ая: У меня в Бишкеке был личный автотранспорт и личный водитель. А здесь мне приходилось бегать за автобусами и троллейбусами. Иногда у нас не было денег на электричку. Тогда мы лезли через забор и бежали за ней по путям. И однажды я упала прямо на рельсах, разбила в кровь руки и колени. Меня ребята затащили в тамбур, Машка повязку сделала.

Дим: Да, в Бишкеке мы были крутыми. Ая работала сольно и была самой известной исполнительницей в Киргизии — она была законодательницей мод и цен на выступления. Про нее даже в энциклопедии есть.

Ая: А ребята играли в группе «Аян», их песни всегда были на вершинах хит-парадов. Они очень хорошо чувствовали конъюнктуру — играли рэггей с восточными мотивами. У них в группе были одни парни — девочек брали только для красоты. Например, Машка и ее сестра типа играли на трубах в их шоу.

Дим: Да, я играл за дудки на клавишах, а девчонки изображали, что дуют, и все думали: «Вау, ничего себе девочки колбасят!».

Ая: Для переезда был толчок — разговор у меня на кухне. Все к этому шло. Мы понимали, что уже все попробовали. Но мы же молоды, можем еще столько сделать! А там все обыденно. «Будете выступать?» — «Не зна-аю. Я поду-умаю». — «Ну ла-адно».

Дим: В общем, у нас была вера в сказку.

Ая: От нас шел поток: мы любили и верили в то, что делаем, в то, что это не может не нравиться другим. И у нас все получилось, потому что Бог видит, как мы к своему делу относимся.

Теперь, выходя на сцену, мы хотим отдать дань благодарности людям, которые слушают нашу музыку и хотят радоваться жизни вместе с нами.