Год назад после фестиваля GlobalFest в Нью-Йорке, на котором в числе гостей была и группа «АукцЫон», к Леониду Федорову подошел Фрэнк Лондон…

 

Олег Гаркуша: У нас сумасшедшая группа. Все в жизни происходит спонтанно. Мы никоим образом не стремились к записи этого альбома. Просто играли в Нью-Йорке, а на концерт пришел Фрэнк Лондон (трубач одной из популярнейших немейнстримовых групп The Klezmatics. — Прим. «Re:»), взял да и предложил свои услуги. Леня спросил: а вот таких еще музыкантов позвать можешь? Фрэнк сказал, что подумает. И подумал! Все согласились, кроме Джона Зорна. В общем, ситуация сложилась сама по себе.

 

Леонид Федоров: Я ждал какого-то толчка: вот оно, бери и хватай. И когда Лондон предложил эту запись с возможностью пригласить вообще любых музыкантов, я сразу же назвал двух своих самых любимых — Рибо и Медески. И он говорит: «А, нет проблем!».

 

Леонид Федоров: У меня было ощущение счастья. Мы сидели в довольно маленькой комнате: две тяжелые дудки — туба и бас-саксофон, контрабас, гитара, двое клавиш, аналоговые клавиши. Все гремело то есть. И первая композиция в трек-листе этого диска была записана за 15 минут. И после того как мы вышли из студии, звукорежиссер сказал: «Как я все это буду сводить?». Он был в шоке. Там же все оглохли. Была просто чума. Мы же никому не показывали ничего. Все игралось и писалось сходу. Нет там никаких аранжировок. Просто люди играют... Мне кажется, только ради этого стоило все делать! Всего две композиции были записаны где-то с четвертого дубля. А в основном брался первый дубль. Это такое счастье, которое я даже описать не могу.

 

Олег Гаркуша: Мне выделили где-то 40 минут. Просто ставили песни, а я спонтанно что-то придумывал. Какой-то крик, по­гремушку или свисток. А потом Леня выбрал стихотворение из моей книжки, которое называется «Доброта». Я зажал нос и стал читать, получился такой эффект природный. Леня говорит: «Классно!». Потом он попросил прочитать меня еще раз, наложением. Я прочитал, попадая в то, что было записано раньше. Получилось здорово без всяких электронных штук, которыми можно обрабатывать голос. Ну и какие-то дудочки там… Вот и все мое участие.

 

Леонид Федоров: Можете представить себе: сидит Рибо, весь в примочках каких-то, в проводах, которые у него повсюду торчат, а в метре от него прямо в ухо дуют туба и бас-саксофон. И он сидит, ему страшно немного. Но при этом он умудрялся делать такие вещи, которые на записи оказывались просто тончайшими штуками. Понимаю, что многие могут их и не услышать, но, на мой взгляд, это круто. При этом он очень простой, шаверму жрет. А еще больше меня поразил Медески. Именно он оказался самым аукцыоновским по духу парнем. Фрэнк Лондон хоть и прозвучал в одной вещи, но остался для меня просто тактильным — единственным, с кем удалось пообщаться более или менее.

 

Олег Гаркуша: Мне показалось, что приглашенные музыканты не сразу въехали. Когда все живьем вместе играют, понимаешь, что энергетика, извлекаемая группой «АукцЫон», — это совсем другая вещь. Я видел, как тот же Медески с первой песни наяривал так, будто он не в студии, а на концерте. Видел Рибо, который сидел с закрытыми затуманенными глазами. Волшебство! Прелесть «АукцЫона» в том, что он непредсказуем. Никто не может сказать, что с нами будет в ту или иную секунду. Даже звукооператор не хотел с нами расставаться, так ему понравилось. В общем, врубчивость была полная. Федоров ходил такой, будто чудо света увидел. Это было что-то особенное. Видимо, Леня соскучился по работе с нами…

 

Леонид Федоров: Песня «Дебил» — единственная вещь, на которой играли все 12 музыкантов. При этом они сначала офигели, потому что там ритмика достаточно сложная. У меня даже есть ноты, записанные Рибо, потому что он не понимал, как это можно сыграть. Записывал для себя шпаргалку в моем блокноте. Мы остановили запись, и он долго писал, а когда включили запись, заиграл абсолютно атональную музыку, совершенно не похожую на то, что было им записано «для понимания» в виде нот.

 

Олег Гаркуша: Я не музыкант, я даже был удивлен, что меня взяли с собой. Но ходил в студию с первого дня и чувствовал атмосферу, которая там царила. Там даже курить можно было — это в Америке большая редкость... И эти парни, Рибо и Медески, совершенно как люди с улицы: приходили пешком, на велосипедах приезжали. Я же к середине недели занервничал и начал спрашивать у Федорова: а когда я, ну когда же? Так переволновался, что в последний день от нервов писяк выскочил. Писяк — это такая штука, которая случилась во время записи, — ячмень на глазу. Надо было назвать альбом «Американский писяк».

 

Леонид Федоров: Мы практически не разговаривали во время записи. Не обсуждали, что делаем. Мне вообще в музыке нравится непредсказуемость — не люблю композиторство, когда что-то выдумал и записываешь, смотришь, похоже или нет. И здесь мне было дико интересно именно от ощущения того, что этого не придумать. Что это та непридуманная музыка, которую можно сыграть прямо сейчас на гитаре. Смысл музыки в том, что она должна быть простой и нескучной. Музыка должна быть, как морозный узор на стекле, в котором ты можешь взять любую точку и поразиться, как офигенно. И он меняется каждую секунду.

 

 

Леонид Федоров: Мне бы хотелось, чтобы в России увидели этих людей, находящихся на гребне мирового авангарда, настоящих музыкантов, которые играют настоящую музыку — здесь, сейчас, в настоящий момент. Мне очень бы хотелось, чтобы наши люди увидели, как они это делают. Это все так просто — вот как если бы мы сейчас сидели и выпивали. А они так играют. В этом нет никакого пафоса. Просто из одного аккорда они могут вытягивать такие штуки, которые никакому «продюсеру» даже в голову не приходят. Хотя, на мой взгляд, это самый тяжелый по восприятию альбом «АукцЫона». Про себя же могу сказать одно: когда я сделал пластинку и отдал ее, она меня уже не интересует.

 

Олег Гаркуша: Я с нового альбома слышал только одну песню. Шел домой, а наш директор затащил меня к себе в гости, поставил ее. Даже не знаю, как она называется. И у меня было ощущение, что она записана на бытовом магнитофоне где-то в 83-м году. Качество, конечно, совершенно другое, но по настроению, по ощущению от самой записи очень похоже. Не могу сказать, что там есть что-то от тех пластинок, которые Леня в последнее время делал сольно. В них было достаточно много мрачного материала, а в том, что записывалось для этого альбома, мрака нет.